Церкви Поволжья

В немногочисленной литературе о поволжских немцах, доступной современному читателю, почти не встретишь сведений о поселенцах северо-запада бывшей Самарской губернии. Это и не удивительно. Эта небольшая группа колоний находилась вдали от основного массива поволжских поселений, а их жителей вряд ли можно считать поволжскими немцами. Скорее это «приволжские немцы», имевшие своеобразный этносоциальный состав, свой уклад хозяйственной деятельности, обживавшие иной природный ландшафт.

В конце 50-х годов XIX века на свободных землях Самарского уезда, принадлежащих удельному ведомству, власти выделили места для поселения немецких колонистов, приглашенных для «примерного ведения хозяйства». Выбор пал на известных своим трудолюбием землевладельцев-меннонитов Западной Пруссии в густонаселенном Данцигском округе, района между Данцигом, Эльбингом и Мариенвердером. Они превратили заболоченные земли устья Вислы в регион интенсивного земледелия.

Следует особо сказать о причинах отселения меннонитов из Пруссии, предыстории этого уникального этноса. Вообще меннонитство возникло в 30-е годы XVI века в Нидерландах и представляло собой одно из направлений анабаптизма, популярного в крестьянских общинах. Оно получило свое название по имени основателя Менно Симонса (1492-1559), распространившись в провинциях Голландия и Фрисландия, а затем и в соседней северной Германии. В этнографическом составе первых меннонитов преобладали нидерландцы, но выделялись также фризы и саксы.

Интересно, что фамилии меннонитов благодаря замкнутости их сообщества явились своеобразным хранилищем этнической истории. В них звучат старые названия народностей, местностей, откуда вышли их носители. В госархиве Самарской области удалось обнаружить полный список жителей Александртальской волости, населенной в начале 20 века еще в основном меннонитами1. В этом списке нередки такие фамилии как Фрезе («фриз»), Фланде («фландриец, житель провинции Фландрия»), Пельцер («житель Пфальца»). Звучат в них и названия северонемецких регионов, например, Вендланд (фамилия образована от названия местечка под Гамбургом), Клевер (от г. Клеве на Нижнем Рейне).

Гражданские и религиозные войны, преследования вскоре вынудили общины меннонитов к эмиграции из Нидерландов в северные районы Германии, а затем в конце XVII века еще дальше на восток - в Пруссию и Польшу. Молодое прусское государство, возникшее на захваченных у Польши и прибалтийских народов землях, нуждалось в укреплении своего земледельческого потенциала. Поселение меннонитов в окреснос-тях Данцига (Гданьска) было связано с освоением болотистых низовий Вислы.

Подробно исследуя религиозные воззрения, быт, историю европейских меннонитов ХУП-ХУШ веков, А. Н. Ипатов показывает, что «онемечивание» переселенцев коснулось только их языка (переход в разговорной сфере на западно-прусский диалект и литературный немецкий в письменной форме), отдельных сторон социальной жизни. Но этносознание меннонитов было долго связано с их прежней родиной. Запрет на браки с иноверцами, строгие установления общинной жизни, традиции, окрашенные религиозной идеей избранности и подвижничества, культ труда - эти и ряд других черт отличали меннонитов от немецких поселенцев Западной Пруссии.2

Веками меннониты развивались как типично деревенский этнос с земледельческим укладом, особым общинным правом. Интересно, что фамилии преселившихся в Самарский уезд меннонитов ведут свое происхождение от названий реалий сельского быта, ремесел. Например, Экк - типичное прозвище жителя околицы (от нем. «угол»), Леман («арендатор»), Кеттлер («жестянщик»), Фенглер («угольщик»), Хегер («сторож»), Кербер («корзинщик»), или Функ - прозвище сельского кузнеца (нем. «искра»). Очевидно, что исторический отбор этих фамилий не мог быть случайным.

Прусское государство до определенного момента уважало религиозные установления, имущественные привилегии и права меннонитов. Но уже в XVIII веке в связи с развитием юнкерства, его претензиями в землевладении, в политических сферах Фридрих II в 1774 году отменил некоторые привилегии меннонитов. Наполеоновские войны, разорения, раздел Польши конца XVIII века подтолкнули уже начавшийся процесс их переселения в другие страны.

Однако решающее значение имели для меннонитов Западной Пруссии события первой половины XIX века. Начавшийся процесс объединения Германии затронул не только аграрные привилегии меннонитов, но и их религиозные права, в частности свободу от воинской повинности. Меннониты по своим убеждениям не могли брать в руки оружие. Реакционное дворянство все сильнее настаивало на отторжении земель меннонитов, вынашивало крепостнические планы.

В 1848 году в Поморье усилилось освободительное движение и коренного польского населения, требовавшего возврата земель Польше. Эту проблему Пруссия также старалось решать за счет меннонитов. Ограничение прав религиозных меньшинств в Пруссии заставило последовать за меннонитами и данцигских немцев-евангелистов.

Переселение меннонитов в Россию было начато еще Екатериной II (в регион саратовского Поволжья) и продолжилось с 1789 по 1809 годы в Южную Украину. Переселение меннонитских семей на северо-запад Самарской губернии было уже по сути завершением этого процесса. Приглашая меннонитов - опытных и рачительных земледельцев, местные власти решали острую проблему освоения новых земель, внедрения передовых методов хозяйствования на селе.

Попытаемся восстановить картину переселения меннонитов в Самарский уезд. Интересный материал в этом отношении содержит публикация потомка самарских меннонитов Б. Гардера «Александрталь» в еженедельнике российских немцев «Нойес Лебен», основанная на уникальных записях воспоминаний первопоселенцев.3

Министерство госимуществ предоставило на условиях неотчуждаемой собственности и льготной аренды немцам земли в междуречье Кондурчи и Кармалки. В 1858 году первые 15 семей основали поселение, ставшее центром учрежденной Александртальской волости. Первая партия переселенцев, в основном более молодых в расчете на трудную дорогу, прибыла своим ходом на повозках-фурах.

Руководил расселением Клаас Эпп, ставший позже и организатором новой меннонитской общины. Это был авторитетный представитель и идеолог меннонитства из поволжских левобережных колоний.4 В 80-е годы К. Эпп и представители адвентизма в среде поволжских меннонитов организовали отселение общин в Туркестан.

Вторую партию переселенцев составили более зажиточные семьи, прибывшие из Данцига морем в Петербург. Затем по железной дороге они доехали до Нижнего Новгорода, а далее по Волге до Самары, где их встретили первопоселенцы. Эти семьи везли с собой домашний скарб, сельхозинвентарь и даже работников-поляков. Каждая семья обязана была предъявить минимальный начальный капитал на обустройство.

В течение первого года меннониты провели раздел земли, перезимовав в землянках. В 1859 году к мённонитам присоединилась небольшая группа немецких земледельцев из-под Лемберга (Львова) в Галиции, охваченной кризисом. Малоземелье, политическая нестабильность в этой австрийской провинции с многочисленным населением также толкали немецких колонистов на поиски новых мест обитания.

Дальнейшее приглашение поселенцев в Александртальскую волость с 60-х годов шло уже по вызовам, т. е. по ходатайству первопоселенцев. Так, в период с 1862 по 1865 год поселенцы Вибе и Воль организовали приезд более 80-ти семей. Власти строго контролировали, чтобы земли получали надежные хозяева.

Штрихи социального портрета меннонитов можно воспроизвести по сохранившимся в архиве паспортам. Кстати, первое время переселенцы сохраняли прусское подданство. В документах 1868 года пруско-подданный Фрезе отмечен как плотник, Фот как столярный мастер, Фишер как кузнец, Гехт как портной и т. д. Наличие смежных профессий помогало в обустройстве на новом месте.

После постройки Александрталя поочередно возникают новые 9 колоний: Нейгофнунг (1862г.), Мариенталь (1863г.), Гротсфельд (1863г.), Муравьев (1863 г.), Орлов (1866 г.), Мариенау (1866 г.), Линденау (1866 г.), Либенталь (1867 г.) и Шёнау (1868 г.). К 1870 году заселение колоний было в основном завершено. Они располагались концентрически от волостного центра - Александрталя вдоль основной дороги, соединявшей с. Кошки с Самарой.

Интересны названия меннонитских колоний, имевшие далеко не случайный характер. Несколько отличаются они и от названий поволжских поселений, где чаще имя давалось по месту отселения, фамилии первопоселенца. Четыре колонии имеют благодарственное, мемориальное наименование: Александрталь (в честь царя Александра II), Муровьев (в честь министра госимуществ 1857-62 гг. М. Н. Муровьева, который содействовал землеустройству немцев в России), Гротсфельд) в память о самарском губернаторе-реформаторе 1853-61 гг. К. К. Гроте). Название Орлов в этом ряду более традиционно, сохраняя память колонистов о Г. Орлове - организаторе немецкой колонизации Поволжья и руководителе Канцелярии опекунства иностранцев еще екатерининских времен. В этих меннонитах подчеркивали свою традиционную лояльность в отношении властей.

Наименования с элементом - «таль», - «фельд» (нем. «поле, долина») Мариенталь, Гротсфельд, Либенталь привязаны к характеру местности, имея общее значение «поселение на равнине». Прямое значение топонимов с элементом - «ау» (нем. «луг, пойма») связано с понятием «хорошо оводненные места поселения», что было важно для земледельцев (Шёнау, Мариенау, Линденау). Но этот элемент имеет и символическое значение - «остров, безопасное место», употребляясь в германском фольклоре в смысле «земля обетованная». Это контекст слова явно ассоциируется с религиозной идеей меннонитов поиска идеального пространства, где воплотится их мечта об идеальном сообществе.

Образный, метафорический смысл имеет название Нейгофнунг («новая надежда»). Охранительно звучит в названиях поселений имя девы Марии (Мариенталь, Мариенау). Дополнительный, украшательный компонент значения можно обнаружить в названиях Шёнау (нем. schoen «прекрасный») и Либенталь (нем. f, Liebe «любовь»). Интересно, что все вместе названия меннонитских колоний создают как бы единое ономастическое пространство, в формировании которого отразилось языковое и религиозно-мифологическое мышление первопоселенцев.

Вскоре после образования Александртальской волости в 1864 году власти начали заселение немцами соседних земель, где была образована Константиновская волость. Этнографический и социальный состав поселенцев здесь сильно отличался от меннонитов-александртальцев. Б. Гардер отмечает как важнейшее различие то, что это были лютеране. Но не только в этом дело.

Вторая группа немецких переселенцев в Самарский уезд сложилась из нескольких потоков. Основу их составили немцы-ткачи из-под Лодзи Петраковской губернии Царства Польского, входившей в состав Российской империи. Это не были иммигранты. Являясь жителями полуремесленных слобод, немцы переселились в Мазовию в начале XIX века из-под Плойка в поисках работы. К лодзинцам присоединились обедневшие немцы-колонисты из-под Варшавы и Кракова, уже значительно колонизированные в XIX веке.

Мотивы переселения польских немцев также были связаны с экономическим кризисом, упадком земледелия, с политическими волнениями, вызванными активным национально-освободительным движением в Польше. Значительного семейного капитала, а подчас даже денег на переезд эти колонисты не имели.

На землях новой Константиновской волости, почти вдвое большей чем Александтальская, к 1871 году спешно возникло 13 поселений: Константинов, Петергоф, Бергталь, Кайзерсгнаде, Гофенталь, Штрасбург, Николаев, Романов, Фюрстенштейн, Рейнсфельд, Розенталь, Реттунгсталь и Владимиров. Волость вытянулась лентой вдоль границы губернии, разделяясь речкой Камышлейкой на две части.

Константиновцы получили вдвое меньшие наделы, чем их соседи. Впрочем, они уже не были колонистами в традиционном смысле слова. Александртальцы в 60-е годы еще курировались отделением Саратовской конторы опекунства иностранных поселенцев, в то время как константиновцев власти рассматривали уже как «переселенцев на правах госкрестьян без отбывания повинностей». После реформы 1861 года и последующей отмены колонистского права на рубеже 70-х годов александртальцы стали именоваться «собственники на наследных участках».

Столь различное отношение к переселенцам не было случайным. Константиновцы, заселявшиеся в сжатые сроки, не были опытными земледельцами, их прежний уклад формировался в условиях малоземелья, ремесленничества и посадского огородничества. Власти не спешили с предоставлением им льгот.

Интересно сопоставить названия меннонитских и лютеранских (константиновских) поселений. Здесь также есть мемориально-благодарственные названия типа Константинов (в честь брата царя, бывшего в 1862-63 гг. наместником в Польше - на прежней родине переселенцев), Романов (по царской фамилии). Выделяются и сходные названия с элементами - «таль» и - «фельд» (Розенталь, Рейнсфельд, Гофенталь, Розенталь и др.), наименования образно-охранительные Кайзерсгнаде («милость царя»), Реттунгсталь («долина спасения»). Но, с другой стороны, отметим немотивированные Петергоф, Штрасбург, Фюрстенштейн, а также увеличение доли русских названий.

В отношении языка между константиновцами и меннонитами также пролегал определенный барьер. Ведь кроме общенемецкого литературного языка сельская речь базировалась (пожалуй в большей даже степени) на диалекте. Западнопрусский говор меннонитов отличался своей нижненемецкой окраской, был непонятен выходцам из других регионов Германии.

Свое обустройство на новой родине меннониты начали активно. Было создано традиционное для них самоуправление, облаченное в местные формы (волостной старостат, надзиратели, касса, старшины). Первым писарем, замещавшим и должность учителя, стал А. Хоппе. Уже в 1866 году была построена церковь в Александртале, начали работать сельские школы. К началу 80-х годов их было уже восемь.

Следует особо сказать о строительстве в меннонитских поселениях. Здесь соблюдался принцип традиционного для Пруссии «большого дома» - комплекса жилых и хозяйственных построек под одной крышей. Такие каменные крепкие дома имели зажиточные семьи.

Подробное описание меннонитского дома, поразившего его своим устройством, оставил известный самарский земский деятель И. М. Красноперов5, побывавший в волости в начале 80-х годов. Вот его наблюдения: «Все меннонитские строения носят на себе отпечаток разумной предусмотрительности и экономической расчетливости . С лицевой стороны каждого дома вы видите садик из фруктовых, частично из лиственных деревьев, отгороженный от улицы невысоким досчатым забором; вправо от дома, в саженях 20-ти, построена маленькая кирпичная хлебопекарня... остальные строения - конюшни, сараи, амбары... всегда почти под одну крышу с жилым помещением. При таком способе построек нет, конечно, надобности в особом загороженном дворе с воротами».

Но особое удивление посетителя вызвало внутреннее устройство дома. «Сейчас же, прямо с улицы, с боковой стороны дома, ведут двери в просторную переднюю, а оттуда слева - в комнаты, справа - в кухню, в помещение для рабочих, где в стене проделано в кухню маленькое оконце со створками для подавания пищи рабочим, и, наконец, по коридору в конюшню... Конюшня разделяется коридором на две равные половины, из коих в правой, в отдельной конюшне, помещены лошади, в другой свиньи; налево - коровы и овцы. Посредине конюшни устроен крытый колодец».

Завершает описание путешествие на чердак. «Поднимаясь из коридора через особые двери по лестнице, вы влезаете в довольно чистую, светлую и просторную подволоку, где в холщевых пологах сохраняются: рожь, пшеница, просо, картофель, сыр, масло; в громадную, расширенную к крыше трубу проделаны двери в особое помещение над трубой для копчения окороков. Таково устройство меннонитского дома. Здесь все своеобразно, ничего нет похожего на русский лад". Некоторые из этих домов сохранились до наших дней!

Предпочитая каменное строительство, так как окружающая местность небогата лесом, меннониты построили в Александртале кирпичный заводик. Константиновцы, как впрочем, и большая часть поволжских немцев, переняли традиционный тип русского дома и подворья. Из камня возводились только общественные здания.

Жизненный уклад меннонитов был окрашен религиозными установлениями. Крещение проводилось в 17-летнем возрасте. В общине было обязательным посещение проповеди, изучение священного писания, участие в библейских чтениях. Смешанные браки были исключением, поэтому развивался принцип «больших семей» - кланов с тесными родственными связями. Это скрепляло и семейный капитал.

Представители других конфессий редко селились среди меннонитов, поэтому их волость в документах XIX века часто именуется «меннонитской». Впрочем, власти особо не вмешивались в религиозные дела александртальцев, не опасаясь их религиозного влияния на коренное население.

Религиозная жизнь константиновцев не выливалась в столь явный автономизм. В волости кроме лютеран, проживали католики, меннониты, а с конца XIX века баптисты и немцы, принявшие православие. Здесь, где контакты с русским населением были более тесными, власти контролировали религиозную жизнь, опасаясь прозелитства.

Сохранились сведения о деятельности евангельско-лютеранского и римско-католических уездных советов. В конце века председателем лютеранского совета был адъюнкт А. Леста, а старшиной Ф. Винк (оба из Петергофа). Лютеранские кирхи были построены в Кайзерсгнаде, Константинове, молитвенные дома католиков открылись в Гофентале и Рейнсфельде. Деятельность лютеранского совета охватывала и эстонцев из соседней Петропавловской волости. Константиновские поселенцы входили и в совет лютеран Самары (Э. Марчинский из Гофенталя и И. Фогель из Розенталя).

Отношения александртальцев и константиновцев с соседями по уезду складывались по-разному. Интересно, что заселение немецких колонистов Самарского уезда было проведено на освободившиеся земли крещеных калмыков, которых еще в XVIII веке правительство пыталось приобщить к земледелию, но они откочевали с Кондурчи в 40-е годы XIX века. В целом уезд оставался одним из малонаселенных в губернии, но национальный состав был очень пестрым. В регионе проживали русские, украинцы, татары, мордва, чуваши, эсты, поляки, и т. д. уезд был долгое время «воротами колонизации» молодой губернии. Сохранялись здесь и остатки небольших дворянских помещичьих усадеб («однодворцы»).

Практически до 80-х годов меннониты не имели контактов со своими соседями. Исключение составляли «инородцы» (татары, чуваши, мордва). Колонисты выгодно нанимали на работы мужчин из их числа за небольшую плату, иногда сроком до 10-20-ти лет. В 70-е годы работники-инородцы составляли до 13% жителей волости. Но логика хозяйственной деятельности требовала от меннонитов выхода за пределы волости. Они начинают скупать земли в соседних русских волостях (в новом Буяне, Бесовке, Козловке), поскольку правило нераздела наследного участка подталкивало новое поколение к отселению.

Контакты меннонитов и константиновцев также начались с найма зажиточными александртальцами женщин для работы на подворье. Вскоре меннониты почти полностью скупили участки в Кайзерсгнаде, Реттунгстале, Владимировке. Константиновские немцы быстрее вошли в контакт с русским населением, владели двумя языками. Между тем И. М. Красноперов писал в 1883 году, что едва нашел в Александртале двух меннонитов сносно говоривших по-русски, подчеркивая, что своим обращением меннониты пока не снискали доброго отношения русских крестьян, которые не селятся в волости.

Свои воспоминания о нравах и укладе жизни александртальцев оставил известный самарский общественный деятель Я. Л. Тейтель, служивший судебным следователем в с. Старый Буян Самарского уезда с 1877 по 1881.6 Описывая пестрый этнографический состав населения, Я. Тейтель отмечал как представитель власти: «Держали они (меннониты) себя с большим достоинством, власть признавали, но сама власть чувствовала, что с меннонитами нужно говорить по-человечески. Колонии меннонитов... расположены были между Бормой с мордовско-русским, населением и большим торговым селом Кошки с русским населением. Борма и Кошки поражали своей грязью, соломенными крышами; но как только начинаешь приближаться к немецким колониям, чувствуется, что едешь в какой-то другой мир... начинаются сады, огороды, громадные , дома и хорошо одетый и обутый народ».

Я. Тейтель пишет об особых установлениях у меннонитов: «Присяги они на судах не принимали, а ограничивались подачей руки председателю и словами: "Покажу правду". Честность и верность слову у меннонитов , считались признаками веры.

Неслучаен такой эпизод из судебной практики уездного следователя. «Рядом с хорошими чертами у меннонитов, как ярых собственников, была жестокость. Иногда возникали дела о пытках, учиненных ими над заподозренными в краже". Но особенно поразил Я. Тейтеля такой случай: У колониста Эро украли пять самых лучших его лошадей, чем нанесли страшный вред его хозяйству. Эро от кого-то узнал, кто совершил эту кражу, но так как он дал слово лицу, сообщившему ему эти сведения, никому об этом не рассказывать и не выдавать его, то он на все мои вопросы отвечал, что ничего не может сказать, так как дал слово". Я. Тейтель вынужден был прекратить дело, а ущерб не был возмещен.

Моральные и религиозные установления меннонитов сдерживали влияние на них окружающих народов. Русское влияние постепенно проявлялось на хозяйственном уровне: Заимствование местной системы земледелия, упряжи и транспортных средств, в пище и быту, отдельных обычаев. Появились русифицированные имена и отчества, заимствования в речи.

Особо следует сказать о развитии образования в немецких волостях, где почти в каждой колонии была школа, читальни. Грамотность на родном языке была составной частью религиозной культуры меннонитов, принципа доступности и ясности священного писания. Меннониты практиковали семейные чтения, религиозное пение. В их общественных библиотеках, естественно, преобладала популярная катехизисная литература, была и немногочисленная пресса из южнорусских меннонитских центров.

По грамотности александртальцы первоначально значительно опережали соседей: 50% жителей в 1882 году писало и читало по-немецки, среди константиновцев только 30%. К 1913 году показатели почти сравнялись: соответственно 63 и 60%. В 1895 в Штрасбурге появилось земское училище.

Примечательно, что меннониты не стремились выйти за рамки начального образования. Принцип изоляционизма не позволял молодежи продолжить обучение в губернском центре. Максимальной вершиной для меннонита стало 2-х классное Александртальское училище. Долгое время его блюстителем был Г. К. Герц. Уровень обучения считался здесь очень высоким, но также обязательными были и уроки меннонитского проповедника. Б. Гардер называет лишь единичные случаи обучения александртальцев в губернской гимназии.

Постепенно в колониях сформировалась своя сельская интеллигенция, развитию которой способствовала система земства. В первую очередь это были учителя и священники. Особенно хорошо были организованы меннонитские 6-тилетние начальные школы, имевшие свои здания, попечителей, штат приглашенных учителей.

Около сорока лет прослужил в александртальской школе Фридрих Пройс, выехавший из Пруссии в 1870 году, опасаясь призыва в армию. В период с 1880 по 1882 годы в опекаемой общинами Александрталя и Нейгофнунга школе преподавали Эйгер, Лерх, Пауке, Вольф. Это были образованные специалисты, которым в Пруссии отказали в получении места. Учитель Вольф организовал, например, духовой оркестр, пересылку немецких газет в колонии.

В конце 19 века у меннонитов появились уже собственные учительские кадры из южнорусских колоний. Постепенно в старших классах вводилось обучение по-русски. Впрочем, до начала 20 века не более 40% немецких поселенцев знали русскую грамоту. В 1880 году меннониты организовали окружную школу государственного типа с важной специализацией. Ее выпускники получали возможность работать смотрителями, управляющими хозяйств и за пределами волости. Меннониты, не имевшие шансов наследовать семейный надел, получали хорошее содержания, их навыки высоко ценились.

Меннонитские священники не были должностными лицами, имея статус старейшины общины, наставника, избираемого ее членами. Лютеранский пастор был подотчетен и назначаем консисторией - административным органом централизованной лютеранской церкви России! Самарский регион входил в ведение Московской консистории (округа). Первым главой меннонистской общины был пожизненно Дитрих Гамм (1814-1873). Его сменяли поочередно до конца XIX века Якоб Тевс (из Мариенталя), Иоганн Вибе (из Шёнау) и Якоб Регер (из Мариенталя) Все это были еще представители поколения первопоселенцев, входившие в уважаемые и зажиточные кланы.

Если меннонитский староста избирался из своей среды, то лютеранский пастор поступал на содержание общины. Для его содержаний выделялся дом или хутор, земли и пособие. Пасторат Константиновской волости имел около 100 га земли.

Особенностью религиозной жизни александртальских меннонитов стала «духовная провинциализация», в то время как у их южнорусских единоверцев бушевали реформы и расколы. Деревенские священники мало походили на ученых проповедников, были более демократичны отходили от нарочитой теологии и диспутаций.

Важное место в системе самоуправления немецких волостей занимал* чиновники. В 60-е годы должность писаря (ее занимали на этапе становления колоний Г. Нейфельд и И. Рейнгольд), распространявшаяся на обе волости, была одной из важнейших. Через него шли все связи незнакомым первопоселенцам окружающим миром.

Благодаря четкой самоорганизации участию колонистов в дела общины, они смогли пережить бурную эпоху 70-х годов; отмену колонистского права и опеки, последствия реформы 1861 года. О высоком уровне общественной организации жизни свидетельствует минимальный (особенно у меннонитов) уровень правонарушений. Редки были в немецкий поселениях и пожары.

Взаимопомощь среди поселенцев была традицией. Например, в обряде меннонитской свадьбы было принято приглашать ближайших соседей для выполнения обязанностей кучера, повара, прислуги. В последний день свадьбы соседям-помощникам устраивали особое угощение. Обязательно вместе с соседями меннониты в октябре отмечали «шлахтфест» - праздник по случаю убоя свиней. Популярны были соседские сходки, игры, посиделки. Не случайно поэтому, что у самарских меннонитов дольше, чем у их южнорусских собратьев, сохранялась традиция коллективного пения.

К сожалению, записей фольклору и языка немецких поселенцев Самарского уезда не сохранилось. Более детальны исторические сведения о хозяйственной деятельности в волостях. Отметим, что различия в экономической жизни александртальцев и константиновцев были предопределены уже в период их водворения. Быстро определилась тенденция развития меннонитских подворий - товарное зерновое хозяйство фермерского типа с хорошей структурой сбыта, арендой, подсобными промыслами. Напротив, эволюция уклада константиновцев была более противоречива: остатки общинного землепользования, невысокая товарность.

Меннониты имели развитое тягловое коневодство, хороший племенной скот, 3-х и 4-х польную систему земледелия. Они умело освоили особенности местной системы сева, новые культуры, типичную для степных районов двойную прополку. Их урожаи были на 20% выше среднеуездных.

Сами меннониты землю не обрабатывали, имея уже в 80-е годы в среднем по 4 наемных работника на хозяйство, пастухов. Коллективные работы они практиковали только при строительстве, заготовке топлива. В 90-е годы в их волости появились сельхозтоварищества по переработке продуктов, а еще раньше машины и механизмы. В Линденау была построена первая дизельная мельница. К началу века небольшие заводики были в волостном центре, Орлове.

Представитель земской статистики И. М. Красноперое скрупулезно подсчитал средний доход и достаток меннонитский семьи. Так, семья из девяти человек Д. Эверта в Мариентале имела 7 лошадей, 6 коров, 5 телят, 65 десятин земли и годовой доход от ведения хозяйства в 2 тысячи рублей и небольшую прибыль от ремесел.

Уже в 80-е годы меннониты практиковали страхование, кроме того, что семьи всегда имели хорошие запасы продуктов. Не удивительно, что александртальцы относительно безболезненно пережили крупный неурожай 1891 года.

Константиновцы, имея в среднем наделы менее 40 десятин, чаще страдали от недородов. Так, в 1899 году члены волостного товарищества с круговой порукой обратились к властям за ссудой, не имея даже семенного фонда. В применении наемного труда они также уступали меннонитам.

Но пожалуй главное различие у соседей состояло в характере землепользования. У меннонитов не было принято делить наследные участки, которые поэтому только укрупнялись, а безземельные наследники, получая часть семейного капитала, отселялись. Это приводило к постепенному сокращению числа землевладельцев в волости.

Характерен в этом плане пример с хутором Немецким, возникшим на юге уезда. В 1897 году группа молодых семей меннонитов взяла здесь в аренду на 36 лет земли в Екатериновской волости. Так возникла (около совр. пос. Песочное) в 7 верстах от Безенчука «дочерняя колония» с населением около 50 человек, своей школой, сырозаводиком. Иногда же безземельные меннониты избирали другой путь, поступая на государственную службу, смотрителями в имения.

У константиновцев общинное землепользование сложилось в отношении сенокосов. Кроме того в волости происходило постепенное дробление участков, порождавшее неэффективное малоземелье. Безземельные поселенцы (их число доходило до 20% (чаще не имели средств к отселению за пределы волости. Некоторые поселения разрастались и разделялись (Константинов и позже Романов - на Большой и Малый). Росло имущественное расслоение константиновцев, в то время как неравенство среди меннонитов не было столь заметным.

Эти процессы отразились и на демократической ситуации. Хотя прирост населения у меннонитов был первоначально высок, он постепенно стал компенсироваться возросшим (до 40% к началу 20 века!) отселением. Средняя меннонитская семья сократилась до 5 человек (у константиновцев 6-7 человек), а поселение до 17 дворов (у константиновцев показатель - 32 двора). Резкие темпы отселения нарушили демократическую структуру сообщества: у меннонитов число мужчин стало превышать число женщин брачного возраста, что в условиях религиозной эндогамии привело к снижению прироста населения волости. Малонаселенные поселки объединились (Мариенау, Шёнау и Линденау соединились в Красновку), их число сократилось до восьми.

Статистика неумолимо свидетельствует, что 90-е годы стали переломным моментом, когда малоземелье и разделы поразили константиновские хозяйства, в то время как положение у меннонитов было стабильным. Эти процессы охватили северную и центральную часть уезда, а в южной части земли уже принадлежали александртальцам.

Система мелкой аренды не решала проблемы в уезде, наводненном безземельными крестьянами. Соседние с немецкими волостями земли пестрили «колышками» - заросшими и заброшенными арендаторами участками. Нужны были радикальные реформы...

Начало 20 века внесло большие изменения в судьбы немецких поселенцев Самарского уезда. Ускорилась капитализация села, развитие торговых отношений. Если прежде, например, меннониты делали покупки в основном на еженедельной ярмарке в Кошках, то постепенно появляются свои торговцы. Первыми были Г. Вибе и Г. Исаак. В Александртале открылся мануфактурный магазин, а вскоре была основана фирма «Торговый дом Рардер, Вибе и Ко», продававшая сельхозинвентарь.

Столыпинская аграрная реформа в России 1906-1911 годов затронула и немецкие хозяйства. Первые ее результаты в губернии были отражены в объемном публикации: «Подворное и хуторское хозяйство в Самарской губернии» (Самара. 1909. Т. 1-3), где, отмечались в первую очередь успехи фермерских меннонитских хозяйств. Обследование единоличников показало широкое развитие наемного труда, сельхозпереработки, совершенствование системы страхования. К 1910 году меннониты были уже полными собственниками своих земель.

Крупная земельная собственность в Александртальской волости сосредоточилась в руках примерно 30-ти семейных кланов. Число хозяйств с 1860 года сократилось вдвое. Появились владельцы участков в 200-350 десятин. Хотя уровень развития хозяйства александртальских меннонитов по сравнению с высокотоварными фермерами староменноннтских поселений южного Новоузеньского уезда оценивался как средний, темпы роста были очевидны.

На этом фоне отмечались более скромные успехи константиновцев, неразвитость системы отрубов. Однако был приостановлен обвальный процесс дробления хозяйств и началось укрупнение участков. В волости появились образцовые подворья с применением техники, удобрений (Кицман в Петергоф, Цель в Бергтале).

Развивалась торговля сельхозпродукцией. Менноннты продавали молоко на заводики в Орлове. Мариентале, Александртале. а также в Кошках. Зерновой торговле способствовало строительство подъездного пути и станции Погрузная в Кошкинской волости в непосредственной близости от немецких поселений. По железнодорожной ветке продукция поступала в Мелекесс и Ставрополь.

Агрономическое обследование 1908 года выявило и определенные проблемы немецких земледельцев: некоторое истощение почв, невысокая интенсификация труда, остатки архаичных форм земледелия. Так, даже у меннонитов сохранялся ручной сев, мало использовались удобрения. Строгие реформаторы отмечали, что немцам не всегда хватало прежних навыков, плохо распространялось их влияние на русских крестьян в земледелии.

Весной 1910 года в жизни александртальцев произошло знаменательное событие, связанное с посещением волости П. А. Столыпиным. Премьер-министр прибыл в сопровождении министра сельского хозяйства, самарского губернатора В. В. Якунина, свиты чиновников и жандармов. Поездка совпала с разворачиванием столыпинской реформы накануне мероприятий по укреплению Крестьянского банка, землеустройству. Видимо сам реформатор нуждался во впечатлениях от своей деятельности в глубинке.

Хозяйственные успехи поволжских колонистов были известны П. А. Столыпину и ранее в бытность его саратовским губернатором, но периферийные поселения он посещал впервые. Б. Гардер пишет, что для встречи высокого гостя александртальцы создали особый комитет, запрягли четверкой ландо, дали сопровождающих. П. А. Столыпин осмотрел меннонитские подворья, поля, и постройки. Остановившись у волостной управы, гость встретился с волостным старостой и старшинами общин. При этом с церковным старостой Столыпин беседовал по-немецки. Хор поселенцев исполнил национальный гимн. Настроение гостя выдавало его удовлетворение увиденным.

Накануне первой мировой войны в немецких волостях упрочились новые хозяйственные формы - сельскохозяйственные общества. Александртальское общество возглавлял Г. Янцен, а Большеконстантнновское А. Рон. Кооперативные формы производства стимулировали и местное финансирование. В Константиновской волости, например, функционировала ссудно-сберегательная касса (председатель Г. Минних из Розенталя).

Меннонитские земледельческие кланы (Дик, Янцен, Гардер, Вибе, Реймер и др.) играли заметную роль в хозяйстве всего уезда.7 Некоторые хозяева сами начали сдавать земли в аренду, занимаясь рентой.

Предвоенная перепись крестьянских хозяйств Самарской губерний8 фиксировала, что у александртальцев самые высокие в уезде наделы (в среднем 54 десятины), число лошадей на хозяйство достигало десятин. Показатели по Константиновской волости - 14,5 десятины и 3 лошади на хозяйство, но были и безлошадные семьи. Сохранялись различия в структуре животноводства: меннониты меньше культивировали свиноводство. При найме константиновцы предпочитали сдельную, а александртальцы поденную оплату.

Заметнее стала доля продукции молочного животноводства александртальцев - масла и сыра. Меннониты поэтому